Тишина — до звона в ушах. Полдневный густой, жаркий, душистый воздух, крупная, невозможно яркая земляника прямо под ногами — никогда прежде не видала такой. Кажется, парой-тройкой ягод и наешься уже! Собирать не во что, а руки всё тянутся и тянутся дальше, оставляя ближнее пространство — на потом. Воздух дрожит, даль расплывается слегка волнами, будто за неровным стеклом. Сирень, виденная в прошлые приезды, уже отцвела, до яблок ещё далеко. Земляника, земляника, земляника… С трудом отрываешься от неё — невозможно всё-таки на жаре. Идти никуда не хочется — хочется бежать, раскинув руки, едва касаясь земли, бежать навстречу чертополоху и паутине, колокольчикам и ещё тысяче каких-то неведомых и таких знакомых цветов, чтобы вдохнуть в себя этот жаркий простор, вдохнуть — и задержать дыхание, и унести в себе, пропитаться этим ощущением воли, свободы, пространства, которое всё — твоё…
Это Бортное.
Непролазная грязь посреди сухой поначалу дороги. Спуск, яма, дальше вверх. Обратно? Нет. Машина буксует, двое, испугавшись, что она скатится вниз, в яму, откуда уже никогда не выберется, выскакивают из машины, идут — не идут — скользят, рискуя некрасиво свалиться в это месиво, которое уже причавкивает довольно, ожидая добычи… Водитель сердится, он не давал команды покидать авто! Машина ревёт, выбрасывает тонну грязи из-под колёс, рывком преодолевает несколько метров липкой глины — мы догоняем её, хотим сесть, но смотрим на то, что ещё пять минут назад называлось чистой обувью… расстроенные, всё же садимся — дальше уже не так страшно, дальше зелень, яркая после недавних дождей, почти нет следов, ничьих… промахнулись, приходится разворачиваться, машина пузом цепляет горб меж колеями, кажется, что сейчас всё оторвётся, развалится… выбираемся на ровное место, стараясь не думать об обратной дороге. И глаза уже не глядят под ноги — вдаль, вдаль, в знакомый простор, и ты, всё ещё сидя в машине, уже летишь птицей куда-то далеко, стремясь поскорее проверить, всё ли в порядке с прошлого приезда, ждёт ли нас так же трава, не сильно ли соскучились без нас полевые цветы… Нет, всё на месте, то же безмолвие, безлюдие, безветрие… и времени нет, совсем нет, не тикает оно, потерялось где-то на полпути, в той глине, разметалось под колёсами. Не верится, что жильё совсем рядом, а ведь оно почти что видно отсюда…
Это Бортное.
Мы привыкли считать время и отвыкли давать себе волю, мы разучились ценить мгновение и наслаждаться им. Тесные квартиры, прямоугольные дворы. Утро — вечер, утро — вечер. Надо. Должен. Обязан. Не хватает сил, суета, беспокойство, тревога. День прошёл — и ладно. Но какой-то чёртик всё толкает в бок, подначивает, берёт на слабо, и однажды, неожиданно для себя, ты срываешься в дорогу, оставляя позади себя километры проблем, и, отмахав уже приличное расстояние, с удивлением узнаёшь, что там, позади, в покинутом ненадолго родном городе от жары отключилось электричество, не работают светофоры, встало метро… В новостях это называют транспортным коллапсом, энергетическим кризисом, и дома наверняка рыдает холодильник, но тебе уже всё равно — тебя ждёт другой родной город, другое родное село, в котором ты ещё никогда не был, но которое видел в давних своих снах и которое уже — совершенно твоё. И оно принимает тебя — и уже больше не отпускает, остаётся в тебе, с тобой, и зовёт тебя потом вновь и вновь.
Это Бортное.
И лишь одно терзает — не у кого больше спросить. Складываешь в памяти обрывки рассказов, пытаешься вспомнить, жалеешь, что не поинтересовался вовремя, откладывал на потом, на потом, а нынче даже и села нет, да и неважно уже, где именно оно было и было ли — или приснилось тебе в том земляничном сне… Но у тебя ещё есть возможность бросить всё, приехать — и прожить здесь несколько счастливых часов.
Земляника. Глина. Донник. Сирень и яблони. Крест в камнях посреди луга и развалины подвалов, сгоревшие балки, бурелом — и стерегущий своё одиночество, строгий, молчаливый обелиск…
Я вернусь. Я непременно вернусь.
